— Скажите, Ольга Леонидовна, а опись того фарфора пропавшего сохранилась?
— Нет, — вздохнула Катушева. — Во время пожара впопыхах выносили документы, часть потеряли. Среди них и опись ценностей из запасника.
— Всех ценностей?
— Не всех, но многих. Вот после этого мы со Светланой вдвоем все заново переписали. Все абсолютно. И сделали в трех экземплярах.
— Ну что ж, Ольга Леонидовна, спасибо за информацию, поеду, хочу еще раз на горшечников посмотреть. Уж больно красиво работают.
Ольга Леонидовна помолчала, потом все-таки решилась.
— А вы, товарищ Шестов, не из милиции?
— Да нет, я свой интерес блюду. Сейчас каждый свой интерес соблюсти старается.
— Да уж, — вздохнула Катушева.
Мы расстались.
Глава восемнадцатая
До Чикина я доехал на попутном самосвале. Водитель попался не из местных, из какого-то дальнего колхоза, и когда я заговорил о черепичных крышах в Чикине, он заявил, что деревне этой вообще повезло и кабы не приезжие мастера-гончары, были бы крестьяне такие же нищие, как и все в округе.
— А то привезли сюда трех гончаров, дома им купили, на кордоне печи поставили, они себе крыши перекрыли черепицей, магазин организовали да стали сюда заказывать городские продукты. Даже твердая колбаса появилась. Конечно, — с горечью говорил водитель, — такая бешеная деньга появилась, дак чего ж не завезти.
На мое возражение, что, мол, на то и мастера, чтоб зарабатывать, водила мой возмутился:
— Да кабы сами, а им все устроили, все организовали и продукцию в Москву увозят — иностранцам. Коне-ечно! Так-то жить можно. — Потом добавил: — Правда, говорят, бандитам они большого отступного платят, потому как вон в соседнем районе дом у фермера сожгли за то, что не платил. И не поймали никого.
Так за разговорами доехали мы до окраины села, где я попросил остановиться. От денег водитель отказался и поехал к магазину.
А я вошел в деревню и по правой стороне подошел к дому под черепичной крышей.
Меня встретила хозяйка. Я представился Станиславом Шестовым из Петербурга и сказал, что мне Дима Семенцов велел обратиться к Андрею Сергеевичу, если понадобится навестить артельщиков.
Женщина, назвавшись Марией, пригласила меня в дом, сказала, что «Андрюша должен вот-вот быть. Он в конторе, но к двум часам приходит обедать». Предложив мне на выбор молока или холодной простокваши, Мария вышла. Минут через пятнадцать появился Андрей Сергеевич. Видно было, что идти ему не хочется, но я пообещал, кроме платы, которую он получает от начальства как управляющий артелью, добавить от себя единовременно пять десятков «тонн» и походатайствовать о повышении оклада.
Было жарко и довольно сухо, но в лесу я понял, как здесь легко сбиться с дороги. Андрей повел меня не по гати, проложенной для телег, а напрямую — через болото. Так быстрее. Шли мы по ему одному ведомым приметам и примерно через час вышли к избам кордона.
Проводник подвел меня к центральной, где я впервые побывал с Семенцовым. Я вошел, а Андрей Сергеевич направился к другому дому, по его словам, навестить дружка.
В избе сидели двое мастеров, перекусывали. Я попал к обеду. Между прочим, я давно уже заметил, что, если шел в гости, как правило, попадал к столу.
Поздоровавшись и получив приглашение присесть, я выпил стакан молока, съел бутерброд с салом, спросил, как идут дела, услышал в ответ вежливое и безликое «нормально».
Скоро мужики встали и подошли к своим станкам.
Я, сказав, что пройдусь, осмотрюсь, вышел и направился к печам. Естественно, я был полным профаном в гончарном деле, но обратил внимание, что две печи были похожи друг на друга, как сестры-близняшки. Третья была намного больше и вообще, я бы сказал, выглядела значительнее, что ли.
Я обошел печи. В нескольких десятках метров от изб начинался огромный глиняный карьер. А неподалеку от третьей печи обнаружил мусорную яму. Она была полна черепков. Я оглянулся, решил, что из окон меня не видно, и спрыгнул в яму. Походив минут десять, я заметил несколько белых осколков, поднял их и на одном даже разглядел тщательно выписанные лепестки экзотического цветка. Спрятав осколки в карман, я поднялся и пошел к избам. Навстречу мне двигался бригадир Михаил Семенович с моим проводником. Андрей Сергеевич тут же попрощался и ушел в сторону деревни. Бригадир, широко улыбаясь, спросил:
— С чем пожаловали, Станислав Андреевич? Для премии вроде рановато.
— Да вот, решил подробнее ознакомиться с делом, — сказал я. — Хозяин ответственность возложил, а я не появляюсь.
— А что тут особенно смотреть-то? Мы все как на ладони.
— Все так, но ведь надо быть в курсе, как живут люди, нет ли жалоб?
— Ну да, ну да. Это конечно, — вроде бы согласился со мной бригадир. — Да только если у нас какие жалобы, то мы вам из Чикина брякнем. Вы не волнуйтесь.
— Ну и хорошо, — согласился я. Потом сказал: — Вот мне велел еще Семенцов сходить к дальней избе, что на горке. Не проводите?
— Ну там и вовсе смотреть нечего. Но ежели нужно, проводим, конечно, отчего не проводить. — И тут же зычно крикнул: — Эй, Серега, выйди-ка!
Сергей вышел из дома, где мне бывать еще не приходилось.
Бригадир сказал:
— Слышь, Серега, проводи начальника в избу на горке.
— Ладно, — буркнул Сергей, — сейчас соберусь.
Я хотел было войти за ним в избу, но бригадир заговорил о дорожающей жизни и о том, что надо бы уже и к зарплате, и к премии добавить. Я пообещал.
Подошел Сергей, в болотных сапогах, с небольшим рюкзаком за плечами. Сказал:
— Пошли, что ли?
И мы, спустившись с поляны, вошли в сосновую рощицу и скоро пошли по неширокой гати. Поначалу идти было довольно удобно, но вскоре из-под бревнышек стала брызгать вода, кое-где проступала мутная болотная жижа. Спутник мой молчал, я тоже не особенно был склонен к разговорам.
Случилось это примерно в получасе ходьбы от кордона.
Мы переходили по мосткам через очередную болотную речку, я уже спрыгнул было с бревен на берег, как тут оглушительно грохнул выстрел, я почувствовал жгучую боль в спине и, падая, успел на несколько мгновений увидеть лицо Сергея — промелькнула мысль, что он ничуть даже не удивился, — и я оказался в ручье. Вода обожгла холодом, заставила тут же оттолкнуться от мелкого илистого дна, я ухватился за какую-то корягу, попытался выползти на берег, одновременно поискал глазами Сергея, увидел его, исчезающего за стволами березок и осин, превозмогая боль, еще подтянулся, почти выполз уже на берег и потерял сознание.
Очнулся я от приступа боли, увидел под собой бревнышки гати, успел удивиться, почему это я вишу вниз головой, потом догадался, что кто-то тащит меня на плече, и снова забылся.
Я еще пару раз приходил в сознание, один раз — когда спаситель мой, очевидно отдыхая, уложил меня на островок сухой земли, второй — уже около самого дома.
Когда я окончательно очнулся, в избе на столе горела лампа, перед которой сидела Светлана и что-то читала. Я закрыл глаза. Боль стучала в плече и отдавала куда-то вниз в поясницу. Я снова открыл глаза и посмотрел на Светлану. Она, как бы почувствовав мой взгляд, повернулась.
— Очнулись, — сказала она и, взяв кружку, подошла ко мне.
Я попил, помолчал, потом с трудом выговорил:
— А вы-то как здесь?..
— Отдыхайте, — не ответила она на вопрос. — Вот лучше отвару попейте.
На этот раз я разобрал вкус по крайней мере одной травы в отваре — валерианы. Пить было неприятно, но я послушно проглотил полкружки, полежал и снова провалился в забытье.
Проснулся я днем. В избе никого не было. Я попробовал приподняться. Плечо болело, но я встал, прошел в сени, жадно выпил кружку воды из ведра.
Снова войдя в избу, я осмотрелся и, превозмогая легкое головокружение, направился к дверце в углу. Она была открыта. В небольшой комнатке вдоль стен были набиты полки, на них аккуратно стояли знакомые уже мне расписные горшки. Одна полочка была выделена для икон, причем две из них мне показались странными. Я подошел поближе, присмотрелся. Обе они были незаконченными, недописанными. В углу оказалось что-то вроде стеллажа, на полках которого покоилась стопка расписных блюдечек, несколько чашек, две тарелки.
От осмотра полок я перешел наконец к столу.
Здесь меня ждал сюрприз. В большой посудине, похоже фарфоровой, закрытой крышкой, я увидел жидкость цвета слабо заваренного чая, на дне посудины лежало нечто, похожее на тряпку. Я поискал глазами что-нибудь вроде ложки, ничего не нашел, но, открыв ящик стола, обнаружил некое подобие щипцов в пластиковом футляре. Щипцами этими я прихватил за кончик «тряпку» и извлек ее. Это оказалась маска. Положив ее обратно и закрыв посудину, я вышел из комнаты, добрался до кровати, лег и почувствовал страшную усталость. Дело было не в раненом плече. Меня охватило то мрачное, безысходное состояние, которое уже пару раз находило на меня в конце операции.